Интеграционный пасьянс
«ЭО» обсудило вопросы перспектив вступления Узбекистана в ЕАЭС и ВТО со старшим научным сотрудником, исследователем по связям Шелкового пути Центра политических исследований и связей (Center for Policy Research and Outreach – CPRO) Вестминстерского международного университета в Ташкенте Фабриси Виельмини.
– Ваше исследование, посвященное вопросу возможности вступления Узбекистана в ЕАЭС, привлекает особое внимание комплексным и взвешенным подходом. Но любое исследование, отвечая на одни вопросы, вызывает появление других вопросов, которые мы предполагаем задать.
Какие «плюсы» и какие «минусы» могут ожидать Узбекистан в случае его возможного вступления в ЕАЭС?
– Подробное описание «плюсов» и «минусов» приведено в моей статье, о которой вы упомянули. Здесь я бы хотел выделить основные моменты. Преимуществом, безусловно, является рационализация рынка труда. Узбекские противники приема страны в ЕАЭС склонны преуменьшать этот фактор. Kак они утверждают, проблема конъюнктурная: уже через пять лет внутреннее демографическое давление не будет таким, чтобы требовать наличия льготного выхода для устройства узбекских рабочих на российском и казахстанском рынках труда. Кроме того, существует аргумент, что государство должно думать о том, как создать рабочие места внутри страны, а не о том, как отправлять людей за границу. Такие аргументы кажутся мне слабыми, поскольку они не учитывают масштаб проблемы, создаваемой демографией страны. Многое может случиться за пять лет. Существуют объективные экономические и другие материальные ограничения на количество людей, которые могут быть включены в национальный рынок труда.
С другой стороны, экономика России и Казахстана будет нуждаться в трудовых ресурсах. Эта проблема, которая, как и демографическая проблема Узбекистана, по своей сути носит эпохальный характер. Соответственно, ЕАЭС представляет собой систему, позволяющую решать эти и другие задачи в широком масштабе за счет формирования единого рынка труда между тремя странами.
Другой важный вопрос — это поощрение сотрудничества в сфере науки и образования, которое можно ожидать от вступления в ЕАЭС. В связи с тем же демографическим давлением узбекской образовательной системе будет трудно сохранить уровень человеческого капитала, унаследованнoго от социалистической системы. Союз даст дополнителные возможности узбекским студентам обучаться в российских и казахстанских вузах. Тем самым ЕАЭС решает задачу сохранения общего культурного пространства и языкового взаимопонимания между странами региона. Для России, как и для государств ЦА, важно преодолеть определенные процессы предыдущих лет, которые привели к взаимному культурному отчуждению. Это не только усложнило социальную адаптацию трудовых мигрантов, но и вызвало глубокие культурные потрясения и конфликты как на массовом, так и на элитном уровнях обществ всех постсоветских государств. Эти факторы также важны в перспективе для уменьшения потенциала деструктивного социального протеста, который остается высоким в стране и регионе в целом.
«Минусы» касаются геополитической подоплеки Союза. Безусловно, Россия поддерживает укрепление ЕАЭС в рамках своей стратегии позиционирования на мировой арене в качестве одного из полюсов, определяющих международный порядок. Соответственно будут попытки со стороны Москвы влиять на международную позицию Ташкента по ряду вопросов, особенно в отношениях с западными странами. С другой стороны, мне кажется, что с этим можно жить. Опыт Казахстана показывает, что можно быть близким союзником России и одновременно поддерживать глубокие и структурированные отношения с ЕС и другими глобальными игроками, действующими в Центральной Азии.
Опять же, региональная среда, с которой приходится сталкиваться Узбекистану, будет оставаться чрезвычайно сложной в связи с сохраняющейся в будущем проблемой безопасности Афганистана и продолжением усиления китайского влияния в регионе. А ЕАЭС является такой платформой, на которой можно получить выработанные коллективные ответы на эти и другие сложные задачи для будущего региона.
– Сейчас часто упоминается о том, что Узбекистан в 2008 году вышел из Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС) – прообраза нынешнего ЕАЭС. Но забывают о том, что Узбекистан стоял и у истоков этой организации в ее современном виде. Именно по предложению президента Узбекистана Ислама Каримова в 2004 году в Организацию «Центральноазиатское сотрудничество» (ОЦАС) была приглашена Россия. И на саммите именно ОЦАС в 2005 году было принято решение объединить эту организацию с ЕврАзЭС.
В этом ракурсе как, на Ваш взгляд, можно рассматривать появление вопроса о возможности вступления Узбекистана в ЕАЭС в сегодняшней повестке дня – как объективную потребность или как текущую конъюнктурную ситуацию?
– В силу вышесказанного, скорее, как объективную потребность, чем как конъюнктурную ситуацию.
– Вы считаете, что присоединение к ЕАЭС такой крупной экономики, как Узбекистан может привести к серьезным изменениям в самом ЕАЭС. Не будем сейчас касаться вопросов возможных корректировок в нормах и управлении этой организации в связи со вступлением Узбекистана. Как, на Ваш взгляд, экономический потенциал Узбекистана может повлиять на ситуацию на рынках и в секторах экономики стран ЕАЭС в случае его вступления?
– До сих пор торговые потоки внутри ЕАЭС носили центростремительный характер: Россия действует как центр, который притягивает экономики четырех других членов (исключение – Казахстан с его крупными проектами с западными странами и Китаем). Вступление Узбекистана будет означать активизацию внутрирегиональных связей ЕАЭС, в качестве альтернативы преобладающей гравитации Москвы.
– Вы отмечаете, что в последние годы динамично развиваются торгово-экономические отношения между Россией и Узбекистаном, но также динамично в последние годы развивается торговля Узбекистана с другими странами ЕАЭС. Насколько, на Ваш взгляд, появление вопроса о вступлении Узбекистана сейчас связано с потребностью наращивания им своих экспортных возможностей, и насколько – со стремлением других стран ЕАЭС шире открыть для себя растущий в связи с проводимыми реформами узбекский рынок? Кто может оказаться большим бенефициаром?
– Сейчас речь идет скорее не о наращивании экспорта, а о достижении благополучных позиций и условий, которые могут быть предоставлены Узбекистану. Кто окажется бенефициаром, зависит от того, какие условия будут предоставлены Узбекистану на переходный период.
– Между ЕАЭС и китайской инициативой «Пояс и дорога» (BRI) есть договоренность о сопряжении этих форматов. Насколько эффективно действует эта договоренность? И может ли присоединение Узбекистана к ЕАЭС, а следовательно, и к этой договоренности, внести изменения в формат действующих отношений между Узбекистаном и Китаем?
– Хотя существуют определенные противоречия между этими двумя проектами (первый основан на усиленном регионализме, второй на открытой, трансграничной свободной торговле), Китай понимает важность ЕАЭС для России. Кроме того, Китай оценивает то значение, которое имеет однородное пространство ЕАЭС, функционирующее на связных принципах и с минимальными внутренними барьерами, для того, чтобы оптимально функционировать в качестве экономического моста между АТР, Европой и Ближнем Востоком. И Узбекистан как стержневая часть и перекресток ЦА вполне удачно вписывается в эту концепцию.
– Вы считаете, что вхождение Узбекистана может значительно усилить «измерение Центральной Азии в рамках самого ЕАЭС». Как это может сказаться на экономических позициях самого Узбекистана в Центральной Азии, учитывая, что он является географическим центром и крупнейшим рынком региона?
– Частично я ответил на этот вопрос ранее, говоря об усилении внутрирегиональных связей в ЕАЭС. Что же касается углубления связей непосредственно в Центральной Азии, то я не ожидаю, что Нур-Султан будет интенсивно ангажировать действия в направлении центральноазиатской интеграции. Хотя риторика и поменялась в последнее время, Казахстан продолжает считать себя игроком более широкого масштаба, чем регионального уровня Центральной Азии. Текущий период изменений в сфере власти в Нур-Султане добавляет неопределенности в региональной динамике и не позволяет Казахстану играть роль мотора в процессе регионального объединения.
Если импульсы углубления центральноазиатского сотрудничества преимущественно будут исходить от Ташкента, то более экономически слабые республики региона будут искать соответствующие противовесы в России, а Туркменистан продолжит оставаться вне системы. Однако Узбекистан может потянуть за собой Таджикистан. И это будет иметь значительное влияние на ситуацию в ключевом экономическом звене региона – Ферганской долине, где и дальше будет облегчаться режим пересечения границ с ощутимым эффектом на жизни миллионов людей.
– Ваши мысли о том, что более тесная координация действий Узбекистана с Казахстаном может стать важным фактором интеграции в Центральной Азии перекликается с тезисом Фабио Индео о том, что Ташкент мог бы играть ведущую роль в ЕАЭС, действуя в тандеме с Казахстаном. Учитывая опыт 90-х годов, когда лидерами центральноазиатской интеграции являлись Узбекистан и Казахстан, возможно ли, на Ваш взгляд, усиление именно центральноазиатской интеграции, но уже в рамках общего формата ЕАЭС, если Узбекистан в него вступит?
– Предыдущие попытки ЦА региональной интеграции не оказались достаточно эффективными, в том числе и в силу персонального фактора – соперничества между лидерами республик. Политика нового узбекского правительства во многом снизила значение этого фактора, но все равно трудно представить появление какой-либо структуры региональной координации, когда Казахстан и Кыргызстан уже в ЕАЭС.
Любая политика, направленная на исключение России из региональных процессов, будет иметь неприятные последствия, поскольку России придется затем использовать существующие противоречия между пятью государствами для продвижения своих не учтенных интересов.
Членство в ЕАЭС с его многосторонними институтами, регулирующими функционирование организации, дает возможность Казахстану и Узбекистану (а также Кыргызстану и в последующем Таджикистану) сбалансировать свою зависимость от Москвы.
– В принципе, возможное вступление Узбекистана в ЕАЭС может не только укрепить «центральноазиатский вектор», но и расширить транспортные коммуникации и экономические связи в сторону стран Южной Азии и Ближнего Востока для всего ЕАЭС, с рядом из которых ЕАЭС прорабатывает вопросы создания ЗСТ. Как Вы оцениваете в этом плане «ценность приобретения» Узбекистана для ЕАЭС в случае его вступления? А также как это может повлиять на геоэкономическое значение региона Центральной Азии, географически связывающей основные экономические сегменты Азии?
– Наиболее показательный проект в этом плане железная дорога Китай–Кыргызстан–Узбекистан, которая представляет собой решающее звено для дальнейшего соединения Центральной Азии с другими регионами Евразии. Уже более 20 лет проект находится в стадии обсуждения. Основным камнем преткновения являются страхи Кыргызстана, а также России и Казахстана перед возможными негативными последствиями проекта. Бишкек опасается, что в случае реализации проекта останется уязвимым в финансовом отношении перед Китаем и с риском усиления внутреннего разделения между северными и южными регионами. Казахстан настороженно относится к сильной конкуренции, которую новая линия создает к его нынешному доминированию железнодорожного сообщения Восток–Запад из Китая. Россия видит в проекте потенциальный удар по ее позиции в регионе в целом.
Выход из этого тупика в использовании потенциала ЕАЭС в развитии железнодорожной связи между Китаем и Узбекистаном посредством параллельного строительства соединения Север–Юг, которое будет интегрировано в новую магистральную линию из Китая. Таким образом, Кыргызстан не останется один в зависимости от Китая, а Россия и Казахстан получат конкретную заинтересованность в разработке этого проекта, который будет развивать коммуникации в направлении Ирана и стран Персидского залива на благо всех региональных игроков.
Более того, я бы вернулся к геополитической аргументации. Реализация транспортных коридоров обязательно нуждается в условиях региональной стабильности и безопасности, что также требует установления хороших отношений между странами Центральной Азии.
– Вы считаете, что задача вступления Узбекистана в ВТО еще более амбициозна, чем вступление в ЕАЭС, поскольку требует более значительных экономических реформ, хотя режим внешней торговли ЕАЭС совместим с режимом ВТО. Не могут ли потребовать от Узбекистана при вступлении в ВТО решений, не соответствующих режиму ЕАЭС?
– Россия, Армения, Казахстан и Кыргызстан участвуют в обеих организациях. И Узбекистан может параллельно приблизиться к обоим организациям (ВТО и ЕАЭС) путем выборочной переговорной открытости и реанимации традиционных преференциальных торговых соглашений, в соответствии с современным процессом регионализма во всем мире, где региональная интеграция совместима с недискриминационной торговлей и открытостью для внешних игроков.
– Как Вы оцениваете перспективы эффективной работы ВТО в дальнейшем в ракурсе имеющихся проблем в работе этой организации в настоящем?
– Вообще лично я не верю в будущее глобальных организаций типа ВТО. Тенденции к протекционизму прослеживаются во всех регионах мира. Мне кажется, процессы регионализации будут преобладать над глобальными. Факты это подтверждают. Сейчас ВТО переживает не лучшие времена. США при Дональде Трампе существенно подорвали способность ВТО функционировать эффективно, заблокировав возможность обновления судей арбитража и таким образом лишив ВТО возможности рассматривать торговые споры.
В случае переизбрания Трампа на второй срок это тенденция продолжится и в ВТО произойдет серьезный кризис. Данные процессы отражают нарастающий скептицизм, распространенный по всему свету, в отношении к глобализации в том виде, в котором она развивалась предыдущие 20 лет.
ЕАЭС представляет собой явление нового регионализма, не только адаптивную реакцию на вызовы в области экономики и безопасности, но и новый способ «выйти на глобальный уровень», затрагивающий культурные, политические аспекты вовлеченных обществ.
Узбекистан, как и все другие евразийские государства, экономически уязвим, по сравнению со зрелой капиталистической экономикой Запада и быстрорастущими рынками в Восточной Азии. Соответственно, Узбекистан не может себе позволить рисковать с экономической свободной либеральной моделью, которая подвергнет страну турбулентности мировой торговли и финансов. Неопротекционистская политика и модель государства развития необходимы для устранения системных недостатков. Проект ЕАЭС должен предоставить рамки для применения этой модели, так как изначально разрабатывался как инструмент развития, в котором государственный сектор играет роль двигателя экономического роста. ЕАЭС имеет будущее, если будет способен выполнять эту миссию после того, что геополитическая турбулентность, связанная с украинским кризисом, будет преодолена.
